Чехов и роботы
В мае на Новой сцене Александринского театра в Петербурге показали интерпретацию чеховской «Каштанки» с роботом в главной роли. Постановка Иры Криворуковой и Вани Заславца названа «В ученом обществе», именно под таким названием рассказ Чехова был опубликован впервые.
Спектакль, а точнее «научно-технологический перформанс», идет всего полчаса, но пищу для размышлений дает внушительную. Процесс осмысления может стать похожим на попытки собрать кубик Рубика: кажется, все сложилось, загадка разгадана, паззл собран, но на одной из сторон обязательно обнаружится квадратик инородного цвета, и то, что казалось понятным, вновь ускользнет.
Перформанс — часто некий эксперимент художника над сознанием зрителя, и в этом смысле перформанс происходит. «Каштанку» читают в школе, помню, как рыдала, жалея то ли незадачливого циркача, то ли бескомпромиссно преданную собаку. Образы этой истории у нас в подкорке. Режиссеры берут чеховский образный ряд, и вот перед нами существо на четырех лапах, которое так смешно тараторит по полу, так робко отбегает на мгновенье, чтобы затем снова подбежать, так забавно танцует, виляя чем-то, где должен быть хвост. А тут еще и стойкие ассоциации, мы ведь помним это бесхитростное беззащитное животное, мы пустили его в сердце еще в четвертом классе.
Здесь ловушка и захлопывается. Мы очаровываемся машинами (не только Каштанку, но и других животных в постановке играют роботы). Умиляемся ими, и нас даже немного раздражает какой-то живой человек, пытающийся излить душу в трех от раза к разу все более непонятных монологах. Нет, мы сочувствуем ему, он, очевидно, страдает, но как-то больно уж несуразно и туманно. Мы и видим-то его, в основном, то за стеклом, то в тени. А он все взывает и взывает к механической Каштанке. Жалуется на одиночество словами старика-комика из чеховского рассказа «Калхас». Только, как и чеховскому комику до древнегреческого прорицателя далеко, так и герой спектакля словно не видит, что обращается к машине. Или видит, но больше обратиться не к кому?
Ирина Криворукова: «Человек пыжится, какие-то там у него внутренние проблемы, и это уже все неинтересно, уже все устали от людей, друг от друга, от себя. Человек где-то там, мы все время пытались его загнать куда-то в другую комнату или в ванную, или по коридорам он ходит, он в своих лабиринтах блуждает, блуждает, блуждает…».
Но в настойчивости человеку не откажешь, он продолжает попытки донести что-то существу из железа и пластика. Пересказывает Евангелие. Пилат не хочет судить Иисуса, но народ требует смерти. Пилат умывает руки. Механическая Каштанка лапки не умывает, смотрит внимательно, механическое зрение обрабатывает реальность, искусственный интеллект определяет человеческое в процентах. На 86% человек. Недочеловек забивается в угол, огромная тень робота вырастает над ним. Робот выигрывает, он выглядит милым, он не обуреваем страстями, он не боится, не ошибается. Что бы было, если бы Иисуса судили нейросети?
Непроницаемый взгляд из иного, механического мира сложно вынести, но как познать себя, если не через взгляд другого? Третий монолог в спектакле – отрывок из философского текста Жака Деррида, где мыслитель задается нетривиальным вопросом: почему, когда выходишь из ванной абсолютно голый и ловишь на себе пристальный взгляд кота, чувствуешь стыд?
Ваня Заславец: «Главное в этом тексте — взгляд на природу, на сущностную составляющую человека. Человек пытается осознать себя и приходит к выводу, что это возможно только при помощи другого. И в спектакле, мне кажется, получается двойная история: у нас другой – это даже не животное, не кот, это робот. Робот, который через компьютерное зрение смотрит на сущностную природу человека. Через призму роботического восприятия мы пытаемся увидеть себя и понять, кто более живой, так же как Деррида размышляет, чья природа честнее: человека или животных, которые всегда наги и не знают своей наготы».
«Ученое общество» механических животных знает и умеет многое, однако наготы, а значит и добра и зла, тоже не знает. А еще не знает слабости, одиночества и любви. Эти создания наших собственных рук являются для нас тревожащей загадкой.
Ваня Заславец: «Машина может анализировать человека по многим параметрам. Это то, что уже сейчас происходит. Камеры, например, в метро, в общественных местах. Машинное зрение анализирует человека, а вот для чего — это уже нам может быть неизвестно. Кому машины служат в этой истории? Кому они будут служить через какое-то время?»
Мы пытаемся излить душу. Человеку, животному, механизму. Такова наша природа, сложно спорить с Дерридой: мы можем осознать себя лишь через взгляд другого. Что таит этот новый, механический взгляд XXI века, что мы можем понять через него о себе?
